Неточные совпадения
— Да. В таких серьезных случаях нужно особенно твердо помнить, что слова
имеют коварное свойство искажать мысль. Слово приобретает слишком самостоятельное значение, — ты, вероятно, заметил, что последнее время весьма много говорят и пишут о логосе и даже явилась какая-то секта словобожцев. Вообще слово завоевало так много места, что филология уже как будто
не подчиняется
логике, а только фонетике… Например: наши декаденты, Бальмонт, Белый…
Вошел в дом, тотчас же снова явился в разлетайке, в шляпе и, молча пожав руку Самгина, исчез в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги в ящики стола, доказывая себе, что обыск
не будет
иметь никаких последствий. Но
логика не могла рассеять чувства угнетения и темной подспудной тревоги.
— Стебельков, — продолжал он, — слишком вверяется иногда своему практическому здравомыслию, а потому и спешит сделать вывод сообразно с своей
логикой, нередко весьма проницательной; между тем происшествие может
иметь на деле гораздо более фантастический и неожиданный колорит, взяв во внимание действующих лиц. Так случилось и тут: зная дело отчасти, он заключил, что ребенок принадлежит Версилову; и однако, ребенок
не от Версилова.
Равно и некоторые решения мои, хотя и при ясном сознании, могли
не иметь в себе тогда ни малейшей
логики.
В одном из прежних писем я говорил о способе их действия: тут, как ни знай сердце человеческое, как ни будь опытен, а трудно действовать по обыкновенным законам ума и
логики там, где нет ключа к миросозерцанию, нравственности и нравам народа, как трудно разговаривать на его языке,
не имея грамматики и лексикона.
Но должен сознаться, что
логика не имела для меня никогда никакого значения и ничему меня
не учила.
Нельзя нормально познавать без этики познания
не потому, что
логика и гносеология
имеют исключительно дело с нормами долженствования, а потому, что познание есть функция жизни и предполагает здоровую жизнь познающего.
По человеческой
логике казалось бы, что такие слишком опытные молодые люди
не должны бы были пользоваться особенными симпатиями тепличных институтских созданий, но выходит как раз наоборот: именно на стороне этой золотой молодежи и сосредоточивались все симпатии восторженной и невинной юности, для которой запретный плод
имел неотразимо притягательную силу.
Но я вам сказал уже, что следственной части
не люблю, по той главной причине, что тут живой материял есть. То ли дело судейская часть! Тут
имеешь дело только с бумагою; сидишь себе в кабинете, никто тебя
не смущает, никто
не мешает; сидишь и действуешь согласно с здравою
логикой и строгою законностью. Если силлогизм построен правильно, если все нужные посылки сделаны, — значит, и дело правильное, значит, никто в мире кассировать меня
не в силах.
Очевидно, что характеры, сильные одной логической стороной, должны развиваться очень убого и
иметь весьма слабое влияние на жизненную деятельность там, где всею жизнью управляет
не логика, а чистейший произвол.
— Пробовал, но
не могу. Можно смело говорить какую угодно правду человеку самостоятельному, рассуждающему, а ведь тут
имеешь дело с существом, у которого ни воли, ни характера, ни
логики. Я
не выношу слез, они меня обезоруживают. Когда она плачет, то я готов клясться в вечной любви и сам плакать.
— Нет, я тебя отлично понимаю! — продолжала Ольга Михайловна. — Ты меня ненавидишь! Да, да! Ты меня ненавидишь за то, что я богаче тебя! Ты никогда
не простишь мне этого и всегда будешь лгать мне! («Бабья
логика!» — опять мелькнуло в ее мыслях.) Сейчас, я знаю, ты смеешься надо мной… Я даже уверена, что ты и женился на мне только затем, чтобы
иметь ценз и этих подлых лошадей… О, я несчастная!
Религия должна
иметь как бы свою особую
логику, установлять свою собственную достоверность (как
имеет ее хотя бы чувство прекрасного, орган эстетического восприятия), она должна
иметь око умного видения, проникающего к действительности высшей, куда
не досягает ни умственное, ни физическое око.
Коромыслов. Ну, конечно… Она и мне лжет, хотя бы, кажется, и незачем. И мы с вами, Георгий Дмитриевич, думаем, что это ложь, а это значит только то, что она просто
не верит в
логику, как ты
не веришь в домового,
не верит в твой мир наружный,
не верит в твои факты, потому что
имеет свой собственный мир. Пойми ее, если хочешь!
— Степа! я ничего слушать
не хочу. Твое рассуждение никуда
не годится. Напротив, вот мне самый лучший искус: если я, живя под одной крышей с тобой, буду все-таки
иметь своего царя в голове, значит, как вы изволите выражаться, я способна на какую-нибудь"инициативу". Кажется, это логично, Степан Николаич. Вы сами меня упражняли в разных хитросплетениях, подчиняйтесь же моей
логике.
— Все это я хорошо знаю, графиня, но я в принципе против брака,
не дающего, как вы сами знаете, никаких гарантий на счастье… Мое предложение любимой девушке я мог бы сделать на более прочных основаниях любви и
логики… Я человек свободный, с независимым и даже, если хотите, хорошим состоянием,
имею около сорока тысяч франков дохода… что позволит мне жить безбедно вместе с той, которая меня полюбит и согласится сделаться подругой моей жизни.